В декабре в Оренбурге прошел первый международный кинофестиваль «Восток&Запад». После него стало окончательно ясно: проблема отечественного кино не в том, что интеллектуальные фильмы не могут найти зрителя, а в том, что зритель не может найти интеллектуальные фильмы. Десять утра. На экране главного оренбургского кинотеатра «Космос» — фильм Вонга Кар Вая «Прах времен». Картина идет без перевода, с субтитрами. За изящными схватками и многозначительными диалогами героев следят (а вернее, не следят) дети 9–10 лет. Из зала они выходят с криками: «Наконец-то!», «Вот говно!» и «Я уснула, а ты?». Так начинается международный кинофестиваль «Восток&Запад».
Еще перед вылетом в Оренбург кто-то из журналистов высказывал опасение: а что, если на кинофестиваль, придуманный москвичами в провинции, как обычно, не придет зритель? — Я начинаю представление фильма двумя способами, — ответил кинокритик и член жюри Кирилл Разлогов. — Если зал полный, я говорю: «Прекрасно! Ни одного свободного места — успех виден невооруженным глазом». Если в зале мало зрителей, я говорю: «Прекрасно! Пришли самые большие любители, самые крупные знатоки — фильм будет воспринят правильно».
Разлогов явно не предполагал, что может быть и третий вариант — когда зал заполнен бунтующими школьниками, которых загнали на сеанс по распоряжению гороно. Этого не предполагал никто.
Сопутствующее развлечение Режиссер Татьяна Воронецкая придумала российский фестиваль мультикультурного кино, когда была на международном киноконкурсе в Пусане. — Мой фильм «Натурщица» шел одновременно в трех залах, и после фильма из всех трех залов собрался народ, и в течение трех часов мне задавали вопросы. Причем это были сложные и интересные вопросы. На территории нашей страны мне никогда таких вопросов не задавали. Один молодой человек встал и сказал: «Я летел из Сеула, специально чтобы посмотреть ваше кино».
В надежде на такой же интерес к отечественному и иностранному кино со стороны жителей российских городов организаторы сочинили проект фестиваля, под который Министерство культуры выделило 5 млн рублей. Местом проведения определили Оренбург. Во-первых, это символично: здесь Европа и Азия соединяются мостом в буквальном смысле слова. Во-вторых, Оренбург — крупный город с полумиллионным населением, семью театрами и десятью вузами, а значит, интеллектуальная публика кинофестивалю должна быть обеспечена. Церемонию открытия в Драмтеатре провели с московским блеском. Под хрусталем и позолотой в недавно отремонтированных интерьерах прохаживались приглашенные звезды, а в холле семь телекамер ожидали прибытия губернатора — он ехал на церемонию прямиком из Бразилии, куда Оренбургская область поставляет асбест и пшеницу.
Показали нарезку из советских фильмов; кадры шли то под аккомпанемент расстроенного пианино (немое кино), то под балалайку (фильмы 30−х годов), то под гребенщиковский «Поезд в огне» (фильмы 80−х). Во втором отделении оренбургский хор духовной музыки под завывающие звуки терменвокса (электронный инструмент начала XX века) исполнил произведение авангардного композитора Ираиды Юсуповой. В финале автор вышла на поклон и поцеловала девушек, игравших на терменвоксах, сквозь надетые им на головы пакеты. Зрители сделали вид, что не удивились.
— Мы не хотели заигрывать с публикой, поэтому открытие не было развлекательным, — объяснила нам потом Татьяна Воронецкая. — У нас некоторые артисты были недовольны тем, что они как-то не так используются. Они считали, что, если актер приехал, он должен быть на сцене — выступать, читать стихи. На наш взгляд, это дурной тон. Фестиваль — это в первую очередь фильмы. Все остальное — сопутствующие развлечения.
Мытарства зрителя:Всю конкурсную программу показали утром — в 10.30 и 12.30. Единственный в Оренбурге кинотеатр, оборудованный звуковой системой Dolby, отказался отдать другие сеансы под фестивальное кино. Собрать зрителей в будние дни в такое время без хорошей рекламы сложно. Оренбургский оргкомитет фестиваля, специально созданный при областном Министерстве культуры, нашел решение: спустить образовательным учреждениям приказ обеспечить явку школьников на фестиваль.
— Кинотеатр частный. Это то, что он нам предложил, причем отнюдь не бесплатно, — объясняет Татьяна Воронецкая. — Мы платим такую сумму, которая, по-моему, этому кинотеатру и не снилась — на утренних-то сеансах. Так что, на мой взгляд, они могли бы лучше обдумать предложение фестиваля и поработать со своей аудиторией. Но это дело будущего. В провинции всегда есть такая напряженность перед тем, как к ним приезжают из Москвы: что-то сейчас будет… Люди как бы застывают, замирают, лишних движений стараются не делать, вопросов не задавать. А потом это состояние уходит и начинается нормальный взаимный труд.
Взрослых зрителей, пришедших по своей инициативе, было мало, несмотря на почти бесплатный вход (30 рублей): они просто не знали о фестивале. На фильм «Андрей Рублев» (его восстановленную копию показывали в рамках программы, посвященной 75−летию «Мосфильма») пришли двое студентов из 40−тысячной аудитории Оренбургского университета — про фестиваль им рассказал преподаватель после пары. «Рублева» показывали в полумертвом советском кинотеатре «Союз» в бывшем поселке Степном (ныне крупный микрорайон Оренбурга). Директор «Союза» Валентина Маркушина говорит, что к фестивалю готовились тщательно. Гуашью нарисовали большую афишу. Правда, время показов не уточнили.
— Вы на фильм? Проходите, проходите! — Маркушина обращается к дедушке с маленькой внучкой. — Сейчас будет фильм «Андрей Рублев», очень хороший фильм. «Андрей Рублев»! — А с ребенком нормально будет? Это ведь взрослый фильм? — сомневается дедушка. — Ну уж лучше, чем по морозу-то ходить, — отвечает директор, делая Андрею Тарковскому неожиданный комплимент. К началу сеанса в зале 16 человек. Перед сценой за пультом сидит звукоинженер Евгений Леонов. Он 12 лет был солистом ВИА «Братки», а теперь включает перед показами веселую музыку и иногда сам исполняет песни. Перед «Андреем Рублевым» звучит разудалый твист «Оренбургские просторы» — зрителей настраивают на развлечение.
Отборщик фестиваля Сергей Лаврентьев говорит, что завидует тем, кто будет смотреть эту картину впервые, и высказывает предположение, что таких в зале большинство. Подходят опоздавшие — ученики 8–9−х классов во главе с уставшими классными руководителями. Гаснет свет. Две девочки очень живо реагируют на происходящее на экране:
— Бедный мальчик! — когда убили Фому, художника из рублевской артели.
— Ты можешь на это смотреть?! — сцена пыток.
— А ты бы поехала? — когда татары увозят юродивую.
— Думаешь, колокол забьет или не забьет?
На финальных титрах к девочкам подходит парень:
— Вы не задолбались тут сидеть?!
— Это и общее свойство детей, и свидетельство того, что это поколение в Оренбурге не приучено ходить в кино, — размышляет после Сергей Лаврентьев.
— Билеты в кинотеатр здесь стоят по 300–400 рублей. Богатые люди ходят, а дети смотрят кинофильмы дома. А ведь это совсем другое общение с изображением. Ты можешь лежать перед телевизором в трусах. А когда ты должен надеть штаны, прийти в кинозал и смотреть что-то с другими людьми — это совсем другие игры. Люди не привыкли к тому, что кино — не всегда развлечение. Что можно сходить в кино и потом долго думать о том, что ты посмотрел, переживать. Беготня эта — от непонимания, от того, что их поместили в какую-то неизвестную для них среду и они пытаются как-то сопротивляться этому.
Мытарства другого зрителя:Публика, которую ожидали здесь встретить организаторы, так и не появилась. Десять вузов, о которых говорили перед фестивалем, будто растворились в воздухе: студенческих компаний не было видно не только на фестивале, но и на улице. — Городская культура есть, но она андеграундная, — рассказывает молодой журналист Дмитрий Ким, пришедший посмотреть фильм «Подарок Сталину». — Есть два литературных альманаха, где публикуются молодые писатели. Есть киноклуб, который организовал один мой друг. У меня долгое время была собственная группа — мы играли регги.
Вечером я попадаю в киноклуб Beholders, главный центр притяжения андеграундной молодежи, и Дмитрий знакомит меня с Максимом Соломатиным. Днем он работает менеджером «Евросети», а вечером пишет сценарии и организовывает коллективные просмотры фильмов. Клуб собирается по воскресеньям в стареньком здании на окраине города — кинотеатре «Сокол», специализирующемся на детских утренниках. Приходят студенты, на показ обычно собирается чуть больше сотни человек. Аренда окупается: Максим снимает зал за 3 тыс. рублей, а входной билет стоит 50.
Когда в Драмтеатре начинается церемония закрытия фестиваля «Восток&Запад» с вручением оренбургских платков и хоровым пением, на другом конце города, в «Соколе», Максим произносит вступительное слово перед своим показом. — Некрореализм возник в 80−е годы в Петербурге. Никаких трупов и расчлененки в этих фильмах нет. Нам показывают живых людей, которые стоят на пороге гибели…
Никто не встает и не уходит. Никакого пива и попкорна. Студенты сидят тише, чем на лекции. Потом они еще неделю будут обсуждать увиденное в интернете.
Кино и деньги:Самым важным итогом фестиваля стало осознание того факта, что его организаторы упустили аудиторию, которую Максим Соломатин и его предшественники воспитывали на протяжении нескольких лет в клубе Beholders. Москвичи о ней просто не знали, а местные организаторы, то есть чиновники, не интересовались. От этого страдают все крупные культурно-образовательные проекты в России: взгляд чиновников, которые их курируют, всегда направлен не вниз — на народ, а вверх — на начальство. А работа со зрителями — обычная во всем мире практика — как бы и не нужна.
Но и зритель далеко не всегда готов воспринимать кинопросмотр как труд. Люди приходят в кино отвлечься от жизни! Не зря так популярен «позитив», на него спрос есть всегда. А вот спрос на умное кино надо воспитывать. — В Берлине, например, в одиннадцать утра в заполненном зале на шестьсот мест сидят люди и смотрят азербайджанский фильм «Прощай, южный город», а потом час обсуждают его, — говорит член жюри фестиваля Ситора Алиева. — На фильм «Подарок Сталину» в Пусане за пять минут по интернету было продано четыре с половиной тысячи билетов. Но и Пусан, и Берлин вырастили и воспитали своего зрителя.
Во Франции интерес к кино поддерживается телевидением. — Скажем, показывают они какой-то фильм по телевизору, — говорит Сергей Лаврентьев. — После на экране появляется человек и говорит: мы понимаем, что телевизионная проекция не может дать вам полное представление об этом фильме, поэтому сообщаем, что с завтрашнего дня в таком-то кинотеатре эта картина будет демонстрироваться в течение трех недель. Проблема российского кино — в отсутствии зрителя, а не денег. Несмотря на кризис, государство будет финансово поддерживать кино — об этом, например, на одном из круглых столов в Оренбурге говорил председатель думского комитета по культуре Григорий Ивлиев. По его словам, в нынешнем году на развитие кино предполагается выделить 4 млрд рублей (против 3,4 млрд в 2008−м). В 2010–2011 годах эту сумму собираются увеличить до 6 млрд. Планируют не только снимать новые сериалы, но и строить новые кинозалы в регионах и проводить там фестивали — такие как «Восток&Запад».
По идее, это означает, что зрители по всей России увидят больше хорошего кино. Если, конечно, зрители и кино смогут найти друг друга.